Роль, играющая тобой
Вопрос: почему тебе стало плохо с человеком, которого ты добровольно сделал спутником жизни? Отвечают шесть "случайных" опрошенных:
— Наша любовь была иллюзией...
— Он стал мерзким, а недавно просто довел меня до шока!
— А я вообще не понимаю — зачем люди вступают в брак!
— Мы расстались, потому что исчерпали друг друга...
— Мне интересней с друзьями, чем с ней...
— А мне — с Платоном! Если честно, мне не хватает одиночества...
И все-таки я обращаюсь к тем, кто несмотря ни на что желает сохраниться как пара. Что спасет при первых признаках охлаждения? Отвечаю — смена роли. Опять смена роли — с привычной на неожиданную! Это еще называют парадоксальной интенцией.
Муж приходит домой поздно — в очередной раз. Какой реакции он ждет?
— Избиения...
— Как минимум — недельного воздержания...
— Чемодана на пороге...
— Истерики...
Он ждет — наказания! И, как правило, он его получает. Сделайте неожиданный ход — поразите его! Муж ждет "наказания", а вы...
— Похвалю за то, что в очередной раз пришел поздно!
— Приду еще поздней и навеселе!
— Устрою праздник по поводу его возвращения!
Согласна — это парадоксально, хотя и несколько истерично. Попробуйте избавиться хотя бы на время от привычных реакций. Творчество — вот что поможет вам в эту минуту!
Чаще всего в любви мы бездарны, мы становимся зомби чужих программных установок (зачастую наших не всегда удачливых родителей).
Итак, предлагаю снять с себя окостеневшие роли. Это и есть первый шаг к победе. Как мы знаем — брак изменяет человека, и не всегда в лучшую сторону. Человек перестает играть. А это — почти приговор. Опадает грим, с месяцами совместной жизни голос становится пронзительно-резким, осанка — от дряхлой до вульгарной, мысли — пошлыми до технократизма... Мы как будто превращаемся в монстров. Вот ходит по комнате ворчливый старик двадцати семи лет. Стоп! В кого ты сейчас превратился — вчерашний кумир сцены? (Задумался).
— В своего деда. Он меня воспитывал... Его жена — женщина-бламер, чудовище, раскрывающая пасть на домочадцев с порога.
В кого превратилась ты — бывшая лесная фея?
— В свою мать! Она ненавидела меня, всю жизнь, всю жизнь подавляла!
Постепенно человек вырастает из своей роли, как из распашонки, и его новое поведение не совпадает с закостенелыми ожиданиями близких, друзей. Родитель всегда видит в своем сорокалетнем сыне восьмилетнего шалопая. У человека вообще есть странная тенденция к определенности. Человек пытается раз и навсегда установить — что он есть такое. Тем не менее, Роль или Маска диктуют нам уже свои условия. Наверное, нельзя ограничить себя ролью, соответствующей чужим ожиданиям.
Наташа пришла ко мне с четко оформленной проблемой: она стала все чаще и чаще поднимать руку на свою девятилетнюю дочь. Вспышка гнева проходила — взрослая и малая рыдали, обнявшись...
Ищем причину необъяснимой агрессии Наташи. Сначала проведем эксперимент. Хотите узнать — как и куда меняется ваша судьба — поставьте перед собой все фотографии — от рождения и до сего дня:
— На книжных полках в три ряда поставила все свои фотографии. Всматриваюсь. Как в иконостас. Смотрю и поражаюсь: неужели это — я?
— Наташа, какие мысли у вас рождаются, что вспоминается сразу, когда Вы смотрите на фото?
— Сначала был период великомученицы. Что-то есть в этих ранних фотографиях смиренное, вялое, пассивное, несвободное. Мой бывший муж мне говорил: «Ты мне нравилась свободной. А сейчас ты слишком жена». А вот об этой фотографии моя подруга говорила: «Ты здесь как застывшая стерва. Проснешься и — покусаешь!» Ты не права, — говорю, — я же тут такая лапочка, длинноволосая мадонна с птенчиком на коленях. «Нет, ты там — стерва, кикимора, лесной оборотень!»
— Стоп, стоп. У каждого, естественно, возникают свои личные ассоциации... Но — меня интересуют сейчас только ваши. Видите ли вы разницу между, скажем, этим фото и — последним?
— Конечно. Ранние фотографии — от рождения и до... разрыва с мужем — представьте себе — все типичны! Смотрите — как бы я ни старалась сделать лицо радостно-наплевательским — не выходит!
— Уже теплее. На какой сказочный персонаж вы здесь похожи?
— На Золушку!
— Что это значит для вас — быть Золушкой?
— Жить понарошку и грезить о будущем. Вот я смотрю на себя до двадцати двух лет — во мне не было спелого шарма, что ли.. Что-то меня раздражает в себе прошлой.
— Вот теперь — горячо! Я заметила закономерность: вы пытаетесь очернить себя прошлую. Наказать эту послушную "лесную" девочку!
— На меня тогда многие нападали!
— А сейчас и вы — тридцатилетняя, нападаете на себя — двадцатилетнюю. Итак, что Вас больше всего раздражает в фотографиях верхнего ряда?
— Я там — очень худая. Я и сейчас, правда, не толще. Но тогда. Я была просто дистрофиком! Тогда все, буквально все нападали на меня из-за этой худобы!
— А сейчас на Вас нападают?
— Редко. Но дело в том, что меня сейчас это не обижает! Совершенно!
— Есть такое понятие — как подставление. Похоже, Наташа, Вы подставлялись под упреки, сочувствие, жалость и тому подобное...
— Действительно: как бы я молода ни была, как бы хорошо ни выглядела — мне всегда сочувствовали! Иду — уверенная, что я в порядке, порхаю, свечусь. А мне: «Ах, как ты, бедненькая, похудела!»
— По всему видно, что Вы не любите себя ту — прошлую. Свою женственность вы называете жертвенностью, мягкость — мазохизмом, стройность — худобой, дистрофичностью. Вы заметили — что происходит?! Вы пытаетесь принять позицию тех, кто Вас тогда обижал. И во имя самобезопасности — стать похожими на них!
— Теперь мне, пожалуй, ясно — почему я нападаю на дочь. Она напоминает меня «ту»...
Да, дочка Наташи напоминает молодую Наташу. Она почти всегда в маске послушника, увязшего в своём липком иллюзорном омуте. «А? — отлипает она от своих мыслей, — Ща-ас!»
Всматриваюсь опять в фотографии Наташи. Второй ряд: вижу как постепенно ко всему облику прибавляется известная доля металла, успокоенность, почти спелость, затем — даже злость.
Вот они — множественные Наташи. И все они смотрят на меня: Послушная секретарша... Добрая училка... Подросток... Ведьма... Мадонна... Клушка... Тяжелоатлет... Каратель... Куртизанка... Монашка... Стерва...
И это все — Наташа. И это лишь — неполный перечень...
Сколько жизней ты прожила? И над всем витает печать слегка вымученной улыбки.
И вдруг — на одной из последних фотографий — улыбка взрывается и ползет и ширится, и — стирает грустные годы. Психологический возраст падает до десяти лет. Взгляда прокурора — как не бывало! Что это? Освобождение? От вечно навязываемых чужих ролей? Иллюзия! Ты вошла еще в одну новую роль!
Итак, анализируя судьбу Наташи, мы пришли к парадоксу: не смотря на то, что она изменилась и стала своей противоположностью, она — все еще не вышла из роли "хорошистки", соответствующей чужим ожиданиям, а наоборот — ещё больше подчинилась этой роли. На новом этапе своей жизни, Наташа стала унижать себя и дочку за мягкость, безответность, послушание... Когда-то за это же били её другие. Наташа сначала была Плакатером ("Я всегда неправ!"), а превратилась в Бламера ("Я всегда прав!").
Будучи уверенной, что она изменилась к лучшему, она всего лишь стала похожа на тех, кто "бил" ее!
Так произошла психологическая компенсация!
Самое время — остановиться и подумать — кого ты играешь сейчас? Или чьим ожиданиям подыгрываешь? И самое главное — почему каждой новой ролью ты отрицаешь предыдущую?
